Народные представления о государственной власти в России XVII в.

• Автор: Лукин, Павел Владимирович
• Шифр специальности: 07.00.02
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 276 с.

ВВЕДЕНИЕ.
В последнее время особое внимание отечественной исторической науки привлекают проблемы, связанные с духовной жизнью людей прошедших эпох, с тем, что разные историки называют “менталитетом”, или “картинами мира”, или “системами представлений”. В этом смысле изучение народных представлений о государственной власти, о том какой она должна быть и какой является в реальности, - задача первостепенной важности. Она состоит в том, что эти зачастую “неосознанные” народные представления лежали в основе всей системы ценностей, существовавшей в сознании людей, и в значительной степени определяли их отношение к конкретной социально-политической ситуации. Западноевропейские историки уже давно и плодотворно занимаются исследованием этого круга проблем. Безусловно, крупнейшие заслуги здесь принадлежат французской исторической науке в лице т.н. “Школы “Анналов”. Поистине пионерской работой в области изучения народных социально-политических представлений стал классический труд М.Блока о “королях-чудотворцах”1, вышедший в 1924 г. Несмотря на то, что основной задачей автора было исследование сохранявшейся в течение столетий народной веры в способность английских и французских королей путем возложения рук излечивать заболевания, известные некогда под общим названием “золотуха”, он пришел также к очень важным выводам более общего характера: о принципиальном отличии средневековых
представлений о монархе как носителе сверхъестественных, сакральных свойств, от современного рационалистического восприятия государственной власти. Последователи М.Блока продолжили разработку самых разных аспектов этой интереснейшей темы. Не касаясь конкретных выводов, сделанных западными, прежде всего французскими, историками
1 Блок М. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. М., 1998. (1-е изд.: Bloch М. Les rois thaumaturgues. Etude sur le caractère surnaturel attribue a la puissance royale particulièrement en France et en Angleterre. Strasbourg, 1924).

на материале своих стран2, нужно отметить некоторые наиболее существенные для нас их достижения в области отбора источников и методики их исследования. Так, автор известного труда о менталитете обитателей деревни Монтайю на юге Франции в конце 13 - 1-й четверти 14 вв. Э.Леруа-Ладюри3 пользуется материалами следствия, проводившегося инквизицией с целью выявления еретиков (катаров), составлявших большинство ее населения. А современная французская исследовательница А.Фарж в своей работе об общественном мнении во Франции 18 в. опирается в частности на записи критических высказываний о короле узников Бастилии.4 В целом же, для этих и ряда других трудов зарубежных специалистов характерны прежде всего системный подход к источникам и постоянный учет того обстоятельства, что миросозерцание современного человека может существенно отличаться от представлений людей далеких по времени эпох.
Необходимо признать, что в этом направлении специалистам по истории России предстоит сделать очень и очень много. В частности, чрезвычайно плодотворным с этой точки зрения может оказаться изучение истории 17 столетия - этого “бунташного века”, ставящей перед своими исследователями столько интереснейших вопросов и загадок!
Нельзя сказать, что такого рода проблемы ранее не привлекали внимания отечественных историков. Еще в 1967 г. крупный фольклорист К.В.Чистов написал великолепную книгу о русских народных социальноутопических легендах5, где попытался реконструировать бытовавшие в низах российского общества 17-19 вв. представления о возвращающемся царе-избавителе и высказал несколько интересных и важных соображений о природе такого любопытного явления как самозванчество. Уже несколько десятилетий в рамках т.н. “семиотической концепции” Б.А.Успенский изучает сакрализацию монарха в России, в частности, в
в.6 Плодом многолетних изысканий стала монография известного исследователя русской общественной мысли Л.Н.Пушкарева7. Весьма
2 Краткий обзор изучения истории менталитета в западной историографии см.
Филд Д. История менталитета в зарубежной исторической литературе.// Менталитет и аграрное развитие России (19-20 вв.). М., 1996.
3 Le Roy Ladurie E. Montaillou, village occitan de 1294 a 1324. P., 1975.
4 Farge A. Dire et mal dire. L’opinion publique a 18-e siecle. P.,1992. Любопытно, что понятие “mal dire” буквально переводится на русский язык как “непристойные речи".
5Чистов К.В. Русские народные социально-утопические легенды. М., 1967.
6 Успенский Б.А. Царь и самозванец: самозванчество в России как культурноисторический феномен.// Успенский Б.А. Избранные труды. М., 1994 Т. 1; Он же. Царь и Бог. Семиотические аспекты сакрализации монарха в России.//Там же.
7 Пушкарев Л.Н. Духовный мир русского крестьянина 17-18 вв. по пословицам. М
1994.

любопытны работы молодых историков О.Г.Усенко8 и А.М.Кантора9. Ряд интересных соображений высказан в монографии американского исследователя М.Чернявского10 (например, вывод о том, что образ русского царя воспринимался дуалистически: его сущность как личности понималась как человеческая, а его функция носителя государственной власти - как сакральная, божественная). Это, конечно, далеко не полный перечень, но в данном случае нас интересует не подробный разбор всех имеющихся в историографии мнений по частным вопросам (об этом будет говориться при рассмотрении конкретных сюжетов), а оценка уровня разработанности темы и перспектив дальнейшего ее изучения.
Все работы вышеупомянутых авторов не лишены, на наш взгляд, серьезных недостатков, прежде всего в двух отношениях методологическом и источниковедческом.
Во-первых, это тенденция говорить a priori на основании нескольких текстов о представлениях русских людей 17 в. как о некоем едином целом и абстрагироваться от возможных различий систем представлений разных социальных групп и слоев общества (М.Чернявский, Б.А.Успенский).
Во-вторых, имеется как бы противоположная первой тенденция -использование для характеристики социально-политических представлений конкретного социального слоя, будь-то крестьянство (Л.Н.Пушкарев) или посад (А.М.Кантор), источников, чье социальное происхождение определить очень трудно, например, пословиц. При этом подходе пословицы, сохранившиеся в нескольких рукописных сборниках 17-начала 18 вв., искусственно разделяются; те из них, которые, по мнению ученого, вряд ли могут отражать идеологию “угнетенных классов”, отбрасываются
8 Усенко О.Г. Психология социального протеста в России 17-18 вв. Тверь, 1994.

9 Кантор А.М. Некоторые вопросы общественной мысли демократических слоев посада центра России 2-й половины 17 в. в повествовательных источниках.// Культура средних веков и Нового времени. М., 1987; Он же. Письменные источники по изучению общественной мысли демократических слоев русского населения 2-й половины 17 в.II Источниковедение и историография городов Сибири конца 16- 1-й половины 19 вв. Новосибирск, 1987; Он же. Община, мир, государь, бунт: проблемы социального развития в общественной мысли демократических слоев посада 2-й половины 17 в.П Реформы 2-й половины 17-20 вв.: подготовка, проведение, результаты. М., 1989; Он же. Общественный перелом в России конца 17 в.: судьбы городской мысли.// Русская культура в переходный период от Средневековья к Новому времени. М., 1992.
10 Cherniavsky М. Tsar and People. Studies in Russian Myths. NY.,1969.
11 Надо отметить, что такой подход, проявившийся в некоторых трудах Л.Н.Пушкарева, подвергся, на наш взгляд, справедливой критике в советской историографии. См. Богданов А.П., Чистякова Е.В. Некоторые проблемы изучения истории общественно-политической мысли в России 2-й половины 17 в.// Вопросы истории. 1986, №4.

“государева человека”. Именно это и вызвало на первый взгляд неадекватную реакцию со стороны Гаврилки Савельева
Таким образом, в сознании русских людей 17 в., независимо от их социального статуса, присутствовало представление о “Боге и государе” как о высшей ценности. Однако можно ли в связи с этим говорить об обожествлении царя, царской власти в народных представлениях 17 в., и, если да, то в каком смысле? Иными словами, полностью ли сливались в народном сознании Бог и государь, или их взаимоотношения были более сложными и неоднозначными?
Между прочим, некоторые данные в следственных делах о том, что обожествление царя в народном сознании 17 в. в принципе было возможно, есть. К февралю 1667 г. относится крайне любопытное государево дело, возникшее в результате извета прапорщика Осипа Соболькова на войта села Юринова под Севском Федьку Юринова. В допросе Осип Собольков сказал: “Посыпан де он, Осип, из Новагородка Северского в Севеск з драгуны, а с ним были в провожатых солдаты, и приехал в село Юриново и послал к войту к Федьке Юринову подорожную великого государя за красною печатью с салдаты с Куземкою да з Гришкою для подвод. И тот де Федька у подорожной великого государя печать искусал зубами, а он, Осип, учал ему, Федьке, говорить про печать и про подводы под себя и под салдат, и тот де Федька ему сказал: “Указу де великого государя не слушаю и подвод не дам.” И он де, Осип ему, Федьке, почал говорить: “В ково де ты, мужик, веруешь, что великого государя указу не слушаешь, подвод не дашь?” И Федька ему, Осипу, сказал: “Верую де я Спасу да чернцом, а назвал чернцов манархами, а царю де я вашему не верую и креста не целовал, и целовать и веровать не хочю, и веровать не верую. А есть ли бы были у меня /очи/, и разумом бы своим царем вашим владел, и поверх бы деревья ходил.”87
Бросается в глаза уже вопрос Осипа Соболькова, вызванный реакцией на откровенные “непристойные слова”: “В ково де ты, мужик, веруешь, что великого государя указу не слушаешь..?” Этим вопросом прапорщик несомненно хотел удостовериться, признает ли войт высшую идеологическую ценность России 17 в. - “Бога да государя”. В идеале “правильный” ответ по-видимому должен был бы звучать так: “Верую я в Бога да в великого государя, крест я ему целовал" и т.п. Однако Федор
86 Отметим, что реакция Гаврилки вовсе не была случайной; она связана с определенной путаницей в народных социально-политических представлениях 17 в. Об этом см. ниже.
87 РГАДА. Ф.210. Белгородский стол. №596. л.372-373.