Механизм формирования социального института : на примере экономического регулирования в пост-советской России

• Автор: Панеях, Элла Львовна
• Шифр специальности: 22.00.04
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2014
• Место защиты: Хабаровск
• Количество страниц: 160 с.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РОЛИ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ В ПЕРИОД СТРУКТУРНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ ЭКОНОМИКИ
1.1. ТЕКУЩАЯ ДИСКУССИЯ О РОЛИ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ В ФОРМИРОВАНИИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ
1.2. МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ: АНАЛИЗ КАТЕГОРИЗАЦИИ
ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ, АНАЛИЗ СКРЫТОГО ТРАНСКРИПТА В НАРРАТИВАХ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЕЙ, ВТОРИЧНЫЕ ИСТОЧНИКИ
ГЛАВА 2. СКЛАДЫВАНИЕ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНЫХ ПРАКТИК В ЭКОНОМИЧЕСКОМ РЕГУЛИРОВАНИИ В ПОСТ-СОВЕТСКИЙ ПЕРИОД
2.1. СТАДИИ ЖИЗНЕННОГО ЦИКЛА ФИРМЫ И ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ УЧАСТНИКОВ: ОПЫТ НАЧИНАЮЩИХ
2.2. СКРЫТЫЙ ТРАНСКРИПТ О РЕГУЛЯТОРАХ В НАРРАТИВАХ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЕЙ
2.3. ОБРЕТЕНИЕ ОПЫТА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ: ПРОВЕРКИ, КВАЗИНАЛОГИ, НАЛОГИ, И ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ С РЕГУЛЯТОРОМ ЛИЦОМ К ЛИЦУ
2.4. УСТОЙЧИВЫЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ: СКЛАДЫВАНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ
ПРАКТИК
ГЛАВА 3. ИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИЯ И ФОРМАЛИЗАЦИЯ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНЫХ ПРАКТИК В РЕГУЛИРОВАНИИ МАЛОГО БИЗНЕСА
3.1 .ИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИЯ КОНТРОЛЬНО-ПЕРЕРАСПРЕДЕЛИТЕЛЬНЫХ ПРАКТИК
3.2.УСТОЙЧИВОСТЬ ИНСТИТУЦИОНАЛИЗИРОВАННЫХ ПРАВИЛ К ВНУТРЕННЕМУ КОНФЛИКТУ. ОППОРТУНИСТИЧЕСКИЙ СЦЕНАРИЙ
3.3.УСТОЙЧИВОСТЬ ИНСТИТУЦИОНАЛИЗИРОВАННЫХ ПРАВИЛ К ВНЕШНЕМУ ШОКУ. МОДЕЛЬ ОППОРТУНИСТИЧЕСКОГО СЦЕНАРИЯ АБСОРБЦИИ ФОРМАЛЬНОГО ПРАВИЛА ИНСТИТУТОМ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
ПРИЛОЖЕНИЕ 1. ГИД ИНТЕРВЬЮ
ПРИЛОЖЕНИЕ 2. СОСТАВ РЕСПОНДЕНТОВ

Актуальность темы исследования.
Переходный период постсоветской трансформации остался позади, но качество экономического регулирования в России остается, одной из главных проблем экономического развития страны, подрывая как международную конкурентоспособность экономики, так и внутренний потенциал модернизации и развития. Между тем, по мнению экспертов и практиков, базовое экономическое законодательство РФ сейчас является по мировым стандартам весьма благоприятным для бизнеса: сравнительно невысокое налоговое бремя, плоский 13% подоходный налог. Можно с уверенностью сказать, что «рыночное» качество российского экономического законодательства изменилось в течение 1990-2000х годов радикально. Если советское законодательство, с которым страна вошла в период трансформации, было иптенционалыю анти-рыночным, то на протяжении 90-х годов законодатели целенаправленно вносили в него исправления, призванные так или иначе обеспечить функционирование рыночной экономики. Далее, усилия по унификации законодательных актов всех уровней, предпринятые федеральным правительством в начале 2000-х годов, устранили противоречия между местными и федеральными законами, сделав законодательство намного более консистентным, чем оно было в 1990-х, когда до 20% местных законов противоречили федеральным (Минин, 2000)'.
Эти позитивные изменения в качестве законодательной базы регулирования, казалось бы, не могли не отразиться положительно на качестве регулирования как такового. Однако, объективные данные свидетельствуют, что и бизнес, и эксперты, оценивают «бремя государства», институциональную среду, исходящую от регулятивных органов, как крайне некомфортную. Так, в рейтинге простоты ведения бизнеса Мирового Банка2 Россия занимает 120-е место из 183 возможных, уступая таким странам, как Никарагуа, Ливан, Эфиопия. В рейтинге экономической свободы Heritage Foundation3 Россия занимает 144-е место из 179 возможных, на одном уровне со странами, находящимися неизмеримо ниже нее по любым показателям развития: от
среднедушевого дохода до культурного потенциала и человеческого капитала: Гаити, Микронезия, ЦАР, Боливия. По данным исследований, «плохие» институты регулирования добавляют от 25% до 60% к стоимости строительства объектов недвижимости, и в 1,5-2 раза снижает доступность потребительских благ для работающего россиянина по сравнению с европейцем, даже с поправкой на разницу в производительности труда (Волков и др., 20114). Примерно такие же оценки вненалогового «бремени государства» давали участники рынка и в 1990-х. Как подобное
1 Минин С.Д. Государственная политика и управление юстицией на Урале.// Южно-Уральский юридический вестник. 2000. №5-6.
4 Волков В.В., Панеях Э.Л., Титаев К.Д., Хованская A.B., Дмитриева A.B. Точки торможения в российской экономике: локализация и эффекты плохих институтов. СПб.: 11ПП ЕУ СПб, 2011.

возможно? Каким образом на фоне радикального улучшения законодательства на практике оценки регулятивной среды как внешними, так и внутренними игроками остаются устойчиво низкими? Понять это необходимо как для того, чтобы исправить то, что делает бизнес-климат настолько недружелюбным сейчас, так и для того, чтобы осознавать угрозы и препятствия, стоящие на пути экономических реформ в России в будущем.
Степень разработанности проблемы.
Дискуссия о соотношении института, как устойчиво воспроизводимого паттерна социального взаимодействия, с одной стороны, и формально-правовой системы государственного регулирования, с другой, является одной из ключевых для социологии с момента возникновения этой науки. Уже теория Дюркгейма, связывающая тип законодательной системы, главенствующей в обществе, с характером разделения труда в нем5 в неявном виде полемизирует с положениями Маркса о вторичном характере государства, как производной экономической формации и средства поддержания доминирующего в ней хозяйственного и общественного уклада. Развитие институциональной теории с самого начала было тесно связано с анализом социальных взаимодействий именно в сфере экономики. Поланьи (Поланьи, 19476) заново поставил вопрос о государственном регулировании как необходимом условии рыночной («капиталистической») экономической деятельности, основанной на безличном обмене; о регуляторе, как об основном производителе той институциональной рамки, внутри которой такой обмен возможен. Соотношение института и законодательной нормы здесь рассматривается как непроблематнчное, формальный закон является органичной частью института, если не самим институтом. Альтернатива поланианской точке зрения была предложена институционалистами, к примеру, экономистом Д. Нортом, предложившем концепцию складывания института в ходе неформальных взаимодействий, институционализации первоначально неформальных практик (тех из них, которые оказываются наиболее эффективными в сокращении трансакционных издержек, и потому выживают в своеобразном «естественном отборе», лишь часть из которых впоследствии может быть кодифицирована в писаное право и приобрести статус закона, принуждение к исполнению которого ложится на государство (Норт 1997)7. Представители нового институционализма в социологии, в свою очередь, видят закон как нечто внешнее по отношению к институту: экзогенный фактор, который может способствовать изменению институтов, распространению одних институтов и «угасанию» других, но не является их составной частью (см., например, классическую статью Ди Маджио и Пауэлла об источниках организационного изоморфизма 8)
5 Durkheim, Emile. The Division of Labor in Society. / Trans. Lewis A. Coser. New York: Free Press, [1893] 1997
6 Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. / Перевод с английского А. А. Васильева, С. Е. Федорова и А. П. Шурбелева. Под общей редакцией С. Е. Федорова. СПб.: Алетейя, 2002.
7 Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономию!. М: Начала, 1997.
8 DiMaggio, P. J., Powell W. The iron cage revisited: Institutional isomorphism and collective rationality in organizational fields. American sociological review. 1983. P. 147-160.

оцениваются в первую очередь с точки зрения их «взяткоемкости» (термин А. Привалова), но и описываются как намеренно созданные для обогащения исполнителей закона. Основное общественное благо, которое благонамеренное правительство предоставляет своим любимым подданным-чиновникам, - возможность эксплуатировать (наиболее распространенное выражение «высасывать») остальное население страны.
Власть в этой системе всегда исходит от государства, а материальное благополучие - результат успешной конвертации власти в деньга, причем власть для того и дана ее носителям, чтобы они смогли провести эту конвертацию.
Позиция крупного частного предпринимателя в этой системе взглядов выглядит двойственно. В качестве частного предпринимателя он находится на стороне жертв, эксплуатируемых (респонденты затрудняются ответить, мелкий или крупный бизнес в большей степени несет на себе бремя официальных налогов и неофициальных поборов). Но богатство дает ему некоторую власть, а в качестве носителя власти - даже такой - он оказывается на стороне государства. Однако и в этом случае источником власти остается государство: богатому предпринимателю «позволили» быть таковым, и он может в любой момент потерять свое положение по воле того же государства. Фактически крупный предприниматель для респондентов - почти такой же назначенец государства, как чиновник. Заметим, что цитируемые в этой главе интервью в основном взяты до начала «равноудаления» олигархов. Однако кампании 2003-2005 годов по «раскулачиванию» крупного бизнеса и приведению его к покорности усилили и подтвердили эту позицию. Крупный бизнесмен для респондентов не собственник, и не независимый предприниматель, как они сами, а некий квазиназначенец, тот, кому позволено владеть бизнесом, и кого можно сменить, если его деятельность перестанет устраивать власть имущих.
Итак, «государство» устанавливает законы в интересах, по словам респондентов, «богатых», но под «богатыми» здесь подразумеваются не те, у кого много денег, а скорее те, кто обладает властью (источником которой является государство) и имеет возможность конвертировать эту власть в доходы.
«Начальство» и чиновники выступают как привилегированные подданные государства в отличие от людей, лишенных всяческих привилегий, к каковым респонденты, независимо от уровня дохода и реального статуса, относят и самих себя, и вообще всех, кто работает в частном секторе. Предприниматели - вспомним проблему размытого статуса - даже не проводят четкой грани между собой и наемными работниками, занятыми в частном секторе. Для них главный водораздел в обществе проходит не между рабочими и капиталистами, а между теми, кто занят в частном