Словарный состав и переводческая техника славянских ареопагитик

• Автор: Соломоновская, Анна Леонидовна
• Шифр специальности: 10.02.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Новосибирск
• Количество страниц: 292 с.

Глава I
Переводческое искусство в славянском мире и Ареопагитики: от Кирилла и Мефодия до Евфимия Чудовского
1.1 Пословный и вольный перевод: происхождение и основы функционирования
1.2 Перевод и его осмысление в древности и первых веках христианства
1.3 Перевод в славянском мире
1.3.1. Кирилло-Мефодиевская переводческая школа
1.3.2. Охридская и Преславская переводческие школы
1.3.3. Переводческая школа Киевской (домонгольской) Руси
1.3.4. Южнославянские (Тырновская и Афонская) переводческие школы
1.3.5. Переводческие принципы и деятельность Максима Грека
1.3.6. Взгляды на перевод в XVII в Выводы
Глава II
Особенности лексического состава и переводческой техники славянских Ареопагитик
II. 1 Вариативность лексических средств в переводе П. 1.1. Видовые пары глаголов
II. 1.2. Морфологические варианты (существительные и прилагательные)
П.1.3. Варианты-синонимы
П. 1.4. Словообразовательные варианты
П. 1.5. Варианты - словообразовательная калька уэ. традиционный эквивалент
11.2 Отступления от принципа соответствия морфемной структуры оригинала и перевода П.2.1 Уровень морфемы
11.2.2 Уровень лексемы П.2.3 Уровень синтагмы П.З.Переводческое искусство Исаии П.4. Неадекватные переводческие решения

11.5. Сравнительный анализ двух славянских переводов одного отрывка сочинения Псевдо-Дионисия Ареопагита
Выводы
Заключение
Литература
Приложение 1 Греческо-славянский и славяно-греческий словники
Приложение 2 Таблица 6 Таблица

Лексика переводных церковнославянских памятников традиционного содержания, гомилетики и сочинений отцов Церкви в последнее время привлекает все больше и больше исследователей. Изучение переводных памятников в сравнении с их греческим оригиналом позволяет пролить свет на многие вопросы исторической лексикологии: от происхождения и развития семантики отдельных лексем до: функционирования, лексической системы в целом и формирования терминологических подсистем церковнославянского языка. Кроме того, если филолог, занимающийся современным языком, может прибегнуть к лингвистическому эксперименту для исследования языкового сознания' современника, то историк языка чаще всего лишен этой возможности. Он может либо экстраполировать на исторический материал результаты, полученные от такого эксперимента (как, например, это делает Е.М. Верещагин - см. [Верещагин, 1967]), либо вынужден ограничиться работой с существующим текстом, делая более или менее достоверные догадки о процессах, стоящих за готовым “продуктом”. Переводной текст и его оригинал предоставляют исследователю-русисту неоценимую возможность заглянуть в «творческую лабораторию» средневекового книжника, увидеть, как работала его мысль при передаче новых для древнерусского читателя идей и понятий, как в процессе перевода создавался и оттачивался церковнославянский и, через его посредство, русский язык. Необходимо учитывать также и то обстоятельство, что филологические теории средневековья выдвигались и развивались прежде всего как теории перевода — ведь именно перевод с одного языка на другой пробуждает интерес к слову как таковому.
Исследование языка переводных памятников может вестись в нескольких направлениях. Традиционно изучение языка такого памятника было инструментом

богослужебных книг (триодей, миней, октоихов)», которая, по мнению М.А. Моминой, проходила на Руси во второй половине XI в [Момина, 1992: 218].
Творческое отношение к переводимому тексту, свойственное древнерусской переводческой школе, отражается и в отношении переводчика к лексическому заимствованию. Если для Кирилло-Мефодиевской школы характерно использование грецизмов, известных часто двуязычному читателю-слушателю, а книжники Преслава принципиально стремились избавиться от «чужих» слов, то древнерусский переводчик проявлял в этом отношении известную гибкость. Прежде всего, при переводе широко употреблялась церковно-религиозная заимствованная лексика, общеизвестная славянскому читателю. Эти слова являлись заимствованиями только но происхождению. Грецизмы, менее известные в славянском мире, русский книжник мог включать в свой перевод для придания ему большей выразительности, с одной стороны, и чтобы продемонстрировать свою эрудицию, с другой [Мещерский, 1958в]. Часто греческое слово оригинала передается другим заимствованием в переводе (см. [Мещерский, 1958в; Иванова, 1968; Дубровина, 1964] и др.). Возможным мотивом такой замены могло быть стремление переводчика подобрать более известное славянскому читателю слово, сохраняя при этом стилистическую маркированность текста. Заимствовалась в основном конкретная лексика (названия растений, животных, одежды и т.п.), что касается более абстрактных понятий, то они чаще калькировались. Но «как бы широко ни понимать калькирование, древнерусский язык позже других славянских стал предпочитать кальки прямому заимствованию» [Аверина, 1991: 165]. Иногда калька и заимствование употреблялись параллельно («космография» и «мирописание») [Илюшина, 1987]. Варьирование заимствования и другого заимствования, заимствования и славянского эквивалента или кальки, а также образование производных от заимствованного слова (типа «игуменьство») свидетельствуют об активно идущем в древнерусском языке процессе освоения греческой лексики.