Функционирование структуры "текст в тексте" в русскоязычной прозе Бурятии : вторая половина XX - начало XXI в.

• Автор: Грязнова, Оксана Борисовна
• Шифр специальности: 10.01.02
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2013
• Место защиты: Улан-Удэ
• Количество страниц: 184 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава I. Вставной текст в повествовательной структуре произведения
как выражение национально-культурной традиции
1.1. Притчевый характер легенды как «текста в тексте»
1.2. Традиция восточной обрамленной повести в национальных
литературах Сибири
Глава И. Легенда как «текст в тексте» в русскоязычной прозе Бурятии:
функция «удвоения» реальности повествования
2.1. Роль легенды в повествовательной структуре романа
А. Бальбурова «Поющие стрелы»
2.2. Вставные легенды и их место в повествовательной структуре прозы К. Балкова
Глава НЕ Обрамленная повесть в прозе русскоязычных писателей Бурятии: функция творческого диалога автора и читателя
3.1. «Текст в тексте» как результат творческой деятельности героя
в прозе В. Митыпова
3.1. «Текст в тексте» как концептуальный диалог в повестях
Г. Башкуева
Заключение
Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ
В настоящее время не потеряли своей актуальности происходящие в мире глобализационные процессы, которые, с одной стороны, объединяют народы в разных сферах деятельности, а с другой - приводят к нивелировке национальных традиций, устоявшихся культурных ценностей, зарождению глобального сознания и глобальной культуры. В этих условиях стремление к сохранению своей этнокультурной, национальной идентичности, национальной целостности, проявляющееся в осознании человеком себя как части определенной этнической общности, приобретает насущное значение. Этой задаче отвечает в первую очередь национальная литература, воссоздающая не только национальную специфику и характерные особенности своего народа, но и органически связывающая явления национальной истории и культуры с всеобщим мировым историческим и культурным фоном.
Русскоязычная литература Бурятии органично включена в общероссийский литературный процесс, где национальные литературы вступают в культурный диалог между собой, а также с русской классической литературой, благодаря чему появляется самобытные произведения, авторы которых, используя разные культурные коды, ведут читателя к пониманию вечных ценностей, единства национального и всеобщего.
Русскоязычные писатели в литературах народов РФ реально участвуют в едином общероссийском культурном пространстве, понимая, что общность культур играет важную роль в функционировании каждого этноса. Как справедливо отмечает Г. Гачев, художественное произведение, отражающее культуру того или иного народа, представляет собой национальное устройство «в

удвоении»1. Это «удвоение» следует видеть и в явлении многонациональной и интернациональной картины мира, характерной для советской и постсоветской культуры и литературы. Об этом явлении и термине «русскоязычная литература» писал Н.Л. Лейдерман: «...после 1917 года советская литература стала носить не только национально-специфический, но и “пограничный” характер... писатель мыслит в координатах одной национальной культуры, но на языке, в речевых формах другой национальной культуры»2.
Изучение русскоязычных национальных писателей решалось в советские годы и позднее главным образом в рамках вопросов литературных связей и влияний. Так, применительно к бурятской литературе ее художественные возможности в контексте мирового литературного процесса впервые получили аналитическую оценку в работах A.A. Белоусова1. Об интеграционных процессах в бурятской и других литературах народов Сибири, которые оказывают существенное влияние на этнокультурный облик народов Сибири, на их культуру, писал С.Ж. Балданов4.
З.К. Башарина, исследуя механизмы взаимодействия русской и якутской литератур в XX веке, справедливо отмечает, что читатель, окунувшись в художественно смоделированную картину мира русскоязычного писателя, наполненного известными и неизвестными национальными культурными кодами, знаками или голосами, сознательно и бессознательно постигает тайну
1 Гачев Г. Национальные образы мира. М.: Сов. писатель, 1988. С. 44.
Лейдерман, Н.Л. Русскоязычная литература - перекресток культур // Русская литература ХХ-ХХ1 веков: направления и течения. Екатеринбург, 2005. С. 50.
Белоусов A.A. В семье единой. Русско-бурятские литературные связи. Улан-Удэ, 1977.
1 Балданов С.Ж. Сибирь - единое фольклорно-литературное пространство // А.Е.
Кулаковский в контексте историко-культурного развития в XX веке. Якутск: Изд-
во СО РАН, 2004.

чудаком и сетовали: что, мол, прокуратор тянет, рубить так рубить сплеча, чего еще нянчиться, солнце вон как припекает, и до полудня все изжарятся на Лысой горе. Этот Иисус Иазорей, он-де кого хочешь заговорит, кому угодно голову задурит. .Ясное дело - треплет там языком и смущает прокуратора, чего доброго, наместник римский еще возьмет да отпустит его, а тогда зачем же мы здесь стоим... И Иисус Назарянин хорош - наобещал с три короба, только где оно, его Царство Новое, а теперь его самого вздернут, как собаку... Так-то оно бывает...» И заканчивается вставной рассказ отчаянным криком Авдия: «Не смейте так говорить! Неблагодарные, низменные душонки! Как можно так осквернять и опошлять великую борьбу человеческого духа с самим собой. Вам гордиться надо им, люди, его мерой мерить себя!». Но крик никем не услышан: «...никто его не слышал, никто не замечал его присутствия. Ведь ему еще предстояло родиться в далеком двадцатом веке...»52. А перед смертью распятый на дереве умирающий Авдий увидит волчицу Акбару как символ последней надежды на победу извечных основ жизни.
Другой герой, чабан Бостон Уркунчиев расплачивается за зло, которое причинил еще один гришан - Базарбай волчице Акбаре, и его выстрел поражает насмерть сынишку, которого уносила Акбара взамен своих потерянных детенышей. В отчаянии от своего отцовского горя, желая установить справедливость, он стреляет в Базарбая. Писатель в судьбе Бостона подчеркивает не только его личную катастрофу, его личный конец света, но и катастрофу поистине вселенскую. Параллелью этой трагедии служит еще один вставной текст, который автор назвал грузинским рассказом «Шестеро и седьмой». О том, что это авторская легенда, говорит ее название: Авдий Калистратов «вспоминает» о ней, когда в письме к любимой женщине пишет о своем благоговейном восприятии божественных гимнов-песнопений в Пушкинском музее перед своим походом в конопляные степи и затем оказывается среди гонцов — седьмым среди потерявших человеческий облик наркоманов.
52 Айтматов Ч. Собр. соч.: В 3 т. М., 1983. Т 2. С. 234.