Поэтика русского журнала 1830-х - 1870-х гг.

• Автор: Зыкова, Галина Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 241 с.

Введение. Двадцатый век об эстетических аспектах журналистики
■■ ■ а а 1 а . ■ яви . —• на
Глава I. Репутация журналистики в XIX веке
Глава II. Журналистика как «другая литература»
Глава III. Проблема единства журнала как коллективного
произведения
— дда=а ямвдавеа ..я вяи яжс а аж ■■—■■■ — ддд = ", диад аява а = а
Глава IV. Гендерная проблематика в русском журнале, или Провокация вместо проповеди
Глава V Цитатностъ журнального стиля
я. I .-я= ев . . ~ в вв да
Глава VI. Хронотоп периодического издания
Глава VII. Принцип дискретности в художественных формах вне
журнала
Заключение
Выводы

Двадцатый век об эстетических аспектах
журналистики
Исследование журналистики чаще, чем другие темы, провоцирует современного филолога — даже если он занят прошлым — соотносить это прошлое с актуальным настоящим, видеть в писателях прошлого наших предшественников или обсуждать кардинальную разницу между нами и ними. Журнал, даже литературный, даже старый, трудно просто описывать с объективистской точки зрения.
На Западе журналистика как существенное (или даже определяющее) явление словесности нового времени начинает осмысляться очень рано, уже в XIX веке, самими практиками, авторами и редакторами. Активнее всего это, кажется, делается в англоязычном мире, в соответствии со старым тезисом Сенковского: «Англия есть одно государство в свете, где литературные журналы доведены до высокой степени совершенства; где настоящим образом понимают журнальное искусство...»1.
Уже в XIX в. некоторые английские писатели, напр., Бульвер Литтон, Дж.С.Милль, М.Арнольд, считают журналистику важнейшей частью современной словесности2. Романтики видят в
1 Мазепа. Сочинение Фаддея Булгарина... - «Библиотека для чтения», 1834, т.2, отд. V, с.7.
2 См.: Campbell К. Discourses of Journalism. - В сб.: Journalism, Literature and Modernity: from Hazlitt to Modernism. Edinburgh, 2000, pp.42—49. Теоретические и историко-литературные работы современных английских и американских исследователей здесь будут упоминаться чаще, чем какие-либо другие. Я позволила себе ограничиться именно ими, потому что в середине XIX века английская журналистика была значима для русских, кажется,

журналистике, основанной на перемешивании жанров, вообще литературного и нелитературного, чуть ли не самую актуальную форму времени: ведь романтизм в целом понимался как разрушение жанровой иерархии и жанровых границ. Об этом писал, например, Хэзлитт («The Periodical Press», 1823)3. У нас романтичебольше, чем французская или немецкая (именно журналистика, а не литература вообще). Диккенс и Теккерей, великие писатели-журналисты, как известно, тогда были для русского читателя самыми значимыми западными авторами, русские журналы дрались друг с другом за возможность напечатать перевод их новых произведений (а часто не стеснялись и печатать одновременно одну и ту же вещь в разных переводах). Причем журналистская сторона писательской деятельности великих английских прозаиков была хорошо известна и много обсуждалась в России: «Современник», например, перепечатывает «Домашнюю беседу» Диккенса чуть ли не целыми выпусками, с сочувствием говорит о Теккерее, не боявшемся появляться в юмористическом «Панче» вопреки предубеждениям снобов (см., напр.: «Современник», 1852, № 1, Смесь, с.137). Французская журналистика, фельетон, наиболее оживленно обсуждается и переводится во времена Жюля Жанена, в «Библиотеке для чтения» второй половины 1830-х; позже даже Дружинин позволяет себе не одобрять «эклектичности» Сент-Бева, а чуть ли не главное, о чем будет говорить даже «Современник» Некрасова, упоминая журналистику французскую, - это ее предосудительно коммерческий характер. Что же касается немцев, то их журналы (ученые и мистические) были более всего востребованы у нас во времена «Вестника Европы» Каченовского; а когда начинается новый «Современник», В.Боткин пишет Некрасову: «Что же до «движения в нынешнем году немецкой литературы», то об этом здесь и думать нечего, потому что никто из наших не занимался движением этой литературы. Для этого надо было следить за немецкой журналистикой, - а кто ж теперь возьмет на себя этот скучнейший труд» (22 авг. 1847).
Использование западного материала еще не делает предлагаемую книгу компаративистской, хотя бы потому, что английская литература привлекается по преимуществу та, которая жила в сознании русского читателя. Кроме того, сразу хочу оговориться, что большее количество упоминаемых западных работ не означает пренебрежения к отечественной научной традиции: дело в том, что русские научные работы в основном посвящены описанию истории журналов, а не обсуждению эстетических аспектов взаимодействия литературы и журнала.
3 Ch.Mahoney пишет об этом: «"Критика," особенно журнальная критика,- это определяющий жанр романтического письма, потому что здесь больше, чем где-либо еще, мы можем наблюдать пластичное изменение таких понятий, как «литература», «эстетика», «политика», «вкус» и более всего сама «критика»; в свою очередь, постоянное нагромождение именно этих понятий и заставляет нас оценивать текст как «романтический»» («Romanticism and Conspiracy. Periodical Indigestion: Hazlitt's Unpalatable Politics», цит. no:

санная «небрежно» и т.п. См. известные и постоянные суждения о «небрежности» Фета — пороке, который якобы является естественным продолжением его «искренности», или то, что говорил Григорьев о Тургеневе: «...безобразно недоконченное «Дворянское гнездо»... неизмеримо выше всего, что являлось в литературе настоящего и прошлого года; ибо эти произведения хотя и недоделанные или набросанные, но зато они неделанные и живые, живорожденные»92. Но если Григорьев готов простить Тургеневу то, что критик считает «незавершенностью», то Щедрин как редактор «Отечественных записок» позднее будет говорить об отрывочности всего, что печатается в его журнале, с безоговорочным осуждением.
При этом «незавершенность» текста в русском журнале на самом деле могла быть плодотворным приемом сугубо литературной и даже профессионально элитарной тактики. Это в западном журнале, обращенном к массовому читателю, нужно рассказать историю вплоть до ее счастливого конца, а русский толстый журнал девятнадцатого века, часто адресованный по преимуществу людям пишущим, мог предлагать фрагмент, так и оставшийся без продолжения. Незавершенные произведения — это «опыт», образец стиля и жанра, интересный прежде всего коллегам по цеху. Так Шевырев, например, печатает в «Телескопе» свои «Отрывки из перевода «Освобожденного Иерусалима»», вызвавшие бурную и неодобрительную реакцию. Если книга предлагает вещь, результат, то журнал фиксирует сам литературный процесс.
Если в реалистическую эпоху с эстетическим культом «идеи» и «цельности» журнальной незавершенности стеснялись, то ро92 Григорьев А.А. И.С.Тургенев и его деятельность. По поводу романа «Дворянское гнездо». - Цит. по: Григорьев A.A. Искусство и нравственность. М., 1986, с. 145.