Поэты маргинального сознания в русской литературе начала XX века : М. Волошин, Е. Гуро, Е. Кузьмина-Караваева

• Автор: Бунина, Светлана Наумовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 436 с. : ил.

 и! ЛДОЛМ1ПЬ ВВЕДЕНИЕ
* ГЛАВА 1. МАРГИНАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ КАК ОБЪЕКТ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ
1Л. Итоги и перспективы изучения маргинальное в современных гуманитарных науках
1.2. Поэты маргинального сознания в литературном контексте Серебряного века: генетические и методологические параметры исследования
Выводы к главе 1

ГЛАВА 2. ПОЭТ «ВНЕ ЛИТЕРАТУРЫ»: М.А. ВОЛОШИН
2Л. Становление поэта в духовной ситуации рубежа веков
2.2. Миф о Петербурге и миф о Коктебеле: апология окраин
2.3. «Совесть народа - поэт». Слово и поступок в жизнетворчестве М. Волошина
Выводы к главе 2
л. ГЛАВА 3. «ДРУГАЯ НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ...»: Е.Г. ГУРО 3.1. Е. Гуро и футуризм
% 3.2. Художественная система Е. Гуро. Книги «Шарманка»,
«Осенний сон» и «Небесные верблюжата», публикации в коллективных сборниках
3.3. Повесть «Бедный рыцарь» и философия творчества Е. Гуро
Выводы к главе 3

ГЛАВА 4. «МЫ ВСЕ СТОИМ У НОВОГО ПОРОГА...»:
Е.Ю. КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА (МАТЬ МАРИЯ) 4.1. Е. Кузьмина-Караваева и культура Серебряного века
4.2. «Православное дело» и философия жизнетворчества
Выводы к главе 4
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
У 4 ЛИТЕРАТУРА
ПРИЛОЖЕНИЕ
В наше время, когда в отношении реалий русской литературы прошлого столетия уже возобладал гамбургский счет, первоочередной задачей становится формирование комплексного подхода к ее многообразным и порой противоречащим друг другу составляющим. В частности, заслуживают серьезного внимания факты и тенденции, обладавшие высоким идейным потенциалом и в новом качестве проявившие себя на современном этапе ее развития. К числу таких тенденций относится усиление центробежных импульсов, связанное с возросшим субъективизмом искусства XX века. В то время как историческая действительность все сильнее подвергалась унификации (что способствовало возникновению к жизни феномена массовой культуры), художественное сознание отвоевывало для себя право на недопустимую ранее автономность.
Уже к началу 1910-х годов в отечественной поэзии обозначилась группа авторов, в большей или меньшей степени репрезентирующих маргинальное сознание, которое было впервые охарактеризовано Р. Парком лишь два десятилетия спустя. Дистанцировавшись от ведущих проектов своего времени, эти художники исповедовали искусство как сугубо частное дело, что подтверждалось практикой литературного отшельничества, юродства и изгойства - вплоть до полного ухода из литературы. Наиболее талантливые из них - такие как А. Добролюбов, И. Анненский, М. Волошин, М. Кузмин, Е.Гуро, Е. Кузьмина-Караваева - со временем были признаны влиятельными фигурами, предварившими дальнейшее развитие русской лирики. Одновременно с этим маргинальный склад сознания и перспективы его художественного воплощения получили точную оценку со стороны крупных мыслителей Серебряного века - Вяч. Иванова и В. Розанова. Обозначение сути проблемы, вошедшей в гуманитарный дискурс XX века под именем
маргинальное, стало прозрением русского ренессанса о современном состоянии культуры, которая переживает крупнейший за все время своего существования конфликт с цивилизацией.
Поскольку опыт XX века - века мировых войн, Хиросимы и Холокоста -сам по себе стал для человечества пороговой ситуацией (ср. у Е. Кузьминой-Караваевой: «Мы все стоим у нового порога,/ Его переступить не всем дано, -/ Испуганных, отпавших будет много» [147, 269]), маргинальный дискурс приобрел всеобщее значение, а фигуры поэтов и мыслителей, некогда попадавших в разряд «одиноких», оказались провозвестниками нового пути человечества. Кроме того, принципиально важно, что в литературе 1910-х годов, впервые открывшей для себя потенциал носителей маргинального сознания (в связи с чем мы берем на себя смелость говорить о ситуации маргинального взрыва), был наработан арсенал художественных средств, обеспечивших состоятельность этого дискурса. В экспериментах перечисленных нами поэтов сказывались крайности модернистского жизнетворчества - вплоть до полного разрыва с литературой, осуществленного А. Добролюбовым, радикализм в восприятии символистской поэтики (отсюда их неспособность слиться ни с одним из постсимволистских течений) и идеи синтеза искусств, хотя все эти тенденции сочетались с глубоким традиционализмом в понимании миссии художника и трепетным отношением к классическому наследию... Одним из существенных аспектов нашей работы представляется обоснование своеобразного историзма поэтики М. Волошина, Е. Гуро и Е. Кузьминой-Караваевой, ощутимо повлиявшей на формы художественного «самостоянья» поэтов середины и конца XX века. Актуальность исследования. Первая попытка вычленить общие черты, присущие творчеству поэтов маргинального сознания, актуальна в связи с назревшей необходимостью адекватного прочтения этой страницы русской литературы XX столетия. Она поможет принципиально обновить представления о поэзии Серебряного века, обнаружить ранее недооцененную взаимосвязь между центробежными тенденциями в культуре начала и конца
некоторые из них от самого автора, и оказалось, что предчувствия двух поэтов в который раз совпали
Как случилось, что в начале пути в художественном сознании М.Волошина Франция потеснила Россию? Причина, видимо, в том, что юному поэту довелось увидеть русскую литературу в эпоху безвременья, особенно ощутимого в поэзии. Он уехал во Францию, не будучи знаком с теми, кто вынашивал мысли о новом русском искусстве, не видя, как постепенно стягиваются силы вокруг вождя зарождавшегося символизма В. Брюсова. Лишь в 1902 году состоялась первая встреча М. Волошина с литераторами его поколения - в лице К. Бальмонта. С остальными (В. Брюсовым, А. Блоком, А.Белым и др.) поэт познакомился еще годом позже. Что же касается четы Мережковских - могикан религиозно-философского ренессанса начала века -то факт их «неотразимого» присутствия открылся поэту лишь в мае 1906 года, тогда как в 1903 году общение явно не сложилось (М. Волошин признал Мережковского, Гиппиус и Розанова «чересчур чуждыми» [67, 149], а З.Гиппиус в журнале «Новый путь» назвала его стихи «молитвами коммивояжера»1 [там же, 111]).
В волошинской статье «Валерий Брюсов. “Пути и перепутья”» можно найти красноречивую авторскую характеристику литературного процесса конца XIX века: «Конец восьмидесятых и начало девяностых годов было самым тяжелым временем для русской поэзии. Все потускнело, приникло и окостенело. Публика жила воспоминанием о Надсоне, а поэты перепевали из него. Из стариков был жив только Фет, который после десяти лет молчания тогда написал “Вечерние огни”. Он был могиканом, пришедшим с другого конца столетия<...> Вместе с Фетом погас последний отблеск сияния пушкинской эпохи. Погас, и наступили полная тьма и молчание. Но уже через несколько мгновений начала брезжить новая заря - появились стихи Бальмонта» [66, 409]. Юный М. Волошин пристально следил за развитием
1 В письме к своей парижской наставнице, переводчице и критику А. Гольштейн, поэт выратит недовольство статьей в «Новом пути» (письмо от 14 октября 1903 года), на что услышит сочувственное: «Русская литература еще в пеленках» [цит. по: 153,112].