Творчество А.П. Чехова в контексте сибирского мифа

• Автор: Шишпаренок, Елена Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Иркутск
• Количество страниц: 190 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. СИБИРСКИЙ МИФ В СОЗНАНИИ
ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
1.1. Основные концепции мифа как явления современной культуры
1.2. Понятие сибирского мифа как результат освоения человеком мира в
категориях постмифологического сознания
1.3. Некоторые черты художественного образа Сибири XIX века
1.4. Ближайший контекст восприятия Сибири и Сахалина А.П. Чеховым (материалы списка, составленного при подготовке к путешествию)
Выводы к главе
ГЛАВА 2. ОБРАЗ АВТОРА В СИБИРСКО-САХАЛИНСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ А.П.ЧЕХОВА
2.1. Особенности проявления авторской позиции в художественнодокументальном тексте
2.2. Эволюция образа автора в очерках «Из Сибири» и книге
«Остров Сахалин»
2.3. Роль и функции слухов и легенд о Сахалине в книге А.П. Чехова
2.4. Взаимодействие «заочного» и реально складывающегося образа
Сахалина в сознании автора-повествователя
Выводы к главе
ГЛАВА 3. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ МОДЕЛЬ ВОСПРИЯТИЯ А.П.ЧЕХОВЫМ СИБИРСКОГО ПРОСТРАНСТВА КАК РЕЗУЛЬТАТ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ С СИБИРСКИМ МИФОМ
3.1. Онтологические основания ценностного отношения к миру в книге
«Остров Сахалин»
3.2. Проблема духовной ориентации человека в сибирском пространстве
(очерки «Из Сибири»)
3.3. Экзистенциальная проблема поиска человеком собственной веры
(повесть «Три года»)
3.4. Отражение сибирско-сахалинских впечатлений в рассказе
«По делам службы»
Выводы к главе
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ
В современном литературоведении тема Сибири в русской классике рассматривается как попытка определить русское национальное своеобразие через код сибирской культуры. В творчестве Чехова Сибирь и Сахалин в широком смысле выступают именно в контексте диалога как поиска взаимопонимания между русским и тем, что стремится стать русским, но оценивается пока как «другое» / «чужое».
Сегодня граница между Россией и Сибирью не выражена так ярко, как это было в XIX - начале XX вв. Процесс глобализации оказывает свое унифицирующее, скрадывающее воздействие. Наряду с концептом провинции, окраины, Сибирь начинает приобретать черты самодостаточного региона, на который опирается вся страна — и в материальном (ресурсном) плане, и в духовном (как элементы традиционной культуры, противостоящей цивилизации). В современном сознании утрачивается культурноисторическая составляющая ментального освоения Сибири русскими. Для молодого поколения абсолютно ново и даже странно звучат слова о том, что еще в начале XX века Сибирь называли «загадочной» и «неизвестной землей», «другой», «гиперборейской»,1 «анафемской»2 страной. Эта теряющая широкое общественное звучание культурная семантика границы между Европейской Россией и Сибирыо остается в литературе. Именно из рассказов и очерков В.Г. Короленко, С.Я. Елпатьевского, Г.И. Успенского и других писателей коллизия взаимоотношений центра и региона может быть реконструирована и осмыслена как инструмент национальной саморефлексии и самоидентификации. Особая роль здесь принадлежит А.П. Чехову.
Несмотря на то, что в чеховедении много работ посвящено интерпретации творчества писателя с точки зрения мифопоэтики, существует
1 Краснов А. У Сибиряков // Книжки недели. Литературный журнал. - СПб, 1890. - янв. - С. 2.
2 Никитин В.Н. Тюрьма и ссылка. - СПб., 1880. - С. 387.
также гипотеза особого, десакрализующего отношения автора к мифу. Впервые мысль об этом находим у В.Б. Катаева, который отмечает, что Чехова «интересуют не только явления, но и суждения о них, те или иные пути их осознания и освоения».3 В этом же направлении рассуждает А.П. Чудаков, подчеркивая, что для Чехова всегда более ценной, истинной является «только непредвзято увиденная картина во всей совокупности ее важных и второстепенных признаков».'1 В 1997 году появилась диссертация Р.Б. Ахметшина «Проблема мифа в прозе Чехова». Автор отстаивает утверждение о том, что Чехов «выводит повествование и восприятие из подчинения мифу», в процессе коммуникации не отводит ему «доминирующей роли, так как миф может стать основой для идолотворения».3 Именно такой подход в отношении к мифу как к равнозначному элементу формирования любой картины мира представляется нам наиболее перспективным.
В критической литературе «Остров Сахалин» рассматривается чаще всего с жанровых позиций, в частности, как феномен органичного сочетания художественного и научно-публицистического стилей (М.Л. Семанова, М. Теплинский, В.Б. Катаев). Нередко ставится вопрос о причинах и мотивах чеховского путешествия (М.О. Горячева, Э.А. Полоцкая, Н.Е. Разумова). Цель нашего исследования более широкая - соотнести творчество А.П. Чехова (прежде всего, сибирско-сахалинского периода) с коллективным представлением о Сибири конца XIX в., которое мы называем сибирским мифом. Цель работы определяет соответствующие задачи для ее решения:
1) рассмотреть основные концепции .мифотворчества как всеобщего, универсального момента деятельности сознания;
2) дать теоретическое обоснование понятию сибирского мифа;
3 Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. - М., 1979. - С. 121. См. так же : Катаев В.Б. Чехов и мифология нового времени // Филологические науки. - 1976. -№ 5. - С. 71-77.
4 Чудаков А.П. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. - М., 1986 - С. 319.
5 Ахметшин Р.Б. Проблема мифа в прозе Чехова : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01 / Р.Б. Ахметшин. - М., 1997.-С. 16-17.

Как заметила H.H. Кудрина, в очерках писателя воображение «моделировало стиль и принцип отбора материала»76. «Тщательно выписанный Бестужевым внешний мир, черты местного колорита, - пишет Ф.З. Канунова, - окружение героя конкретным национальноэтнографическим историческим материалом не определяет собою характера героя, который создается субъективным воображением художника»77.
Бестужев, как отметил А.П. Шарупич, стремился не натуралистически точно копировать действительность, а создать в тексте то «настроение», которое является для романтиков средством выражения более глубокой истины. Поскольку романтик (в отличие от реалиста) в первую очередь считается с «эмоциональной ценностью факта, часто пренебрегая его обобщающей силой»78. В сибирских очерках Марлинского выделяется четыре мотива в описании быта и будущности северо-востока России, которые будут повторяться или варьироваться в очерках многих писателей-путешественников. В первую очередь, речь идет о мотиве пустынности пространства и связанной с ним темы смерти и одиночества: «снова стелется мертвое поле под саваном снега <...> не видать ни птички, не слышно никакого голоса - это что-то страшнее могилы! Сама смерть связана с мыслью о жизни, а здесь она не дышала»79 (курсив здесь и далее мой - Е.Ш.). Во-вторых, постоянным в художественном воспроизведении сибирской дороги станет мотив скуки («одна скука, одно болезненное ощущение доказывает человеку, что он еще жив...»). В-третьих, Бестужев-Марлинский говорит о возможности самодостаточного развития и процветания края. «Сибирь должна быть страной фабрик и заводов».80 Этот мотив самобытного
76 Кудрина H.H. Жанрово-стилистические особенности произведений A.A. Бестужева периода сибирской ссылки / Проблема жанра в литературе Сибири. - Новосибирск, 1977. - С. 73.
77 Канунова Ф.З. A.A. Бестужев-Марлинский и романтики-беллетристы 20-30-х гг. XIX в. / Эстетика русской романтической повести. - Томск, 1973. - С. 31.
78 Шарупич А.П. Декабрист А. Бестужев-Марлинский. Вопросы мировоззрения и творчества. - Минск, 1962. — С. 45,48.
79 Бестужев-Марлинский A.A. Отрывки из рассказов о Сибири // Русские очерки: в 3-х т. - М., 1956. - Т. 1. — С. 142-143.
80Там же.-С. 153; 155.