Литературная репутация М.Н. Лонгинова: 1850-е - 1870-е годы

• Автор: Трунин, Михаил Владимирович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 210 с. : ил.

Оглавление
Введение
Глава I. Формирование литературной репутации Лонгинова в 1850-е годы: в кругу «Современника»
1.1. Лонгинов и концепция «Современника» начала 1850-х годов
1.2. От повести «Широкая натура» к «Библиографическим запискам»: официальное амплуа Лонгинова
1.3. «Для чернокнижных вдохновений»: неофициальное амплуа Лонгинова
1.4. Лонгинов в фельетонах 1850-х годов
Глава П. Репутация Лонгинова — секретаря Общества любителей российской словесности в первой половине 1860-х годов
2. 1. Лонгинов в противостоянии Литературного фонда и Общества любителей российской словесности
2.2. Библиограф как крохобор и реакционер
Глава III. Репутация Лонгинова на важных государственных постах в конце 1860-х — первой половине 1870-х
3. 1. Лонгинов и Фет: проблема бедности и литературного призвания
3.2. Ех-автор «Попа Пихатия»
3. 3. «Со всей ехидностью ренегата»: Лонгинов как главный прототип образа Калломейцева в романе И. С. Тургенева «Новь»
Заключение
Список использованных источников и литературы

Введение
Актуальность темы и степень научной разработки проблемы. Имя
Михаила Николаевича Лонгинова (1823—1875) довольно хорошо известно историкам русской литературы. Однако в силу того, что его литературная (и не только) деятельность была очень разнообразной, Лонгинов, как правило, представляется в каком-либо одном амплуа. Он — балагур и весельчак, один из главных авторов «чернокнижных вдохновений» в компании Дружинина, Некрасова и Панаева в 1850-е; он же— секретарь Общества любителей российской словесности, библиограф, исследователь XVIII века и один из главных пушкинистов своего времени1; он же— губернатор в Орле, значительно ограничивавший деятельность земских учреждений в конце 1860-х; наконец, он же— руководитель цензуры, с именем которого связывают принятие жесточайших «Временных правил» в 1872 году. При этом Лонгинов, на протяжении жизни поддерживавший приятельские отношения практически со всеми значительными деятелями литературы, сам является важной фигурой при описании литературной ситуации 1850-х — 1870-х годов. Особенно если не ограничиваться анализом отдельных аспектов деятельности Лонгинова— библиографа, губернатора, цензора, а обратить внимание на его идейно-интеллектуальную эволюцию, рассмотренную в широком контексте эпохи. Контекст этот — прежде всего журнальный, ведь для эпохи 1850-х—1870-х годов литературная деятельность едва ли может быть сведена к собственно художественному творчеству. Все крупнейшие фигуры этой эпохи не только писатели, но и журналисты, критики, мемуаристы, биографы и библиографы. Поэтому роли публицистики в эту эпоху, о журнале как особой литературной форме и
1 Ср. хорошо известную в пушкинистике тетрадь Лонгинова—Полторацкого (1855-1856; см.: РГБ. Ф. 233 (С. Д. Полторацкий). К. 162. №1 и 2) — рукописный сборник произведений Пушкина, не вошедших в издание Анненкова «Сочинения Пушкина с приложением материалов для его биографии» (СПб., 1855-1857). Архивное описание см.: А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 20 тт. Т. 1. СПб.: Наука, 1999. С. 545—546.

журнальной деятельности как особом важном роде занятий в литературном процессе мне приходится говорить далеко не первым2.
В этой связи большую актуальность приобретает понятие «литературной репутации»: закрепившаяся за Лонгиновым устойчивая слава «ренегата» и «ретрограда», грешного в молодости скабрезными стишками, во многом определила характер воспоминаний о нем, которые стали появляться в печати уже в конце XIX века. Поскольку именно они оказали значительное влияние на представления о Лонгинове, в том числе в последующей научной традиции, имеет смысл начать обзор литературы с них. Одной из первых вспомнила о Лонгинове А. Я. Панаева, чьи мемуары печатались в «Историческом вестнике» в 1889 году. Упоминания в них Лонгинова, хоть и сопровождаются характерными для мемуаристки неточностями, оказываются весьма показательными в качестве оценочных суждений о его деятельности.
Никто не мог ожидать, что из тогдашнего добряка, лентяя, вечно острящего над цензорами, Лонгинова, сделается через несколько лет самый ужасный преследователь печати. <...>. Лонгинов, сделавшись начальником над цензорами, на которых прежде сочинял шутовские стихи, запретил дальнейшее печатание фельетонов Чернокнижникова, так что Тургенев и Боткин не имели уже более повода преследовать Некрасова за Дружинина3.
2 Из обширнейшей библиографии на эту тему отмечу следующие работы: Евгенъев-Максимов В. Е. «Современник» в 40—50 гг. От Белинского до Чернышевского. Л., 1934; Егоров Б. Ф. Борьба эстетических идей в России середины XIX века. Л.: Искусство, 1982; Кантор В. К., Осповат А. Л. Русская эстетика середины XIX века: теория в контексте художественной культуры // Русская эстетика и критика 40-50-х годов XIX века. М., 1982. С. 7-41; Зыкова Г. В. Поэтика русского журнала 1830-х — 1870-х гг. М.: МАКС Пресс, 2005; Макеев М. С. Николай Некрасов: Поэт и предприниматель (очерки о
взаимодействии литературы и экономики). М.: МАКС Пресс, 2009.
3 Панаева (Головачева) А. Я. Воспоминания. Вступ. статья, ред. текста и комм. К. Чуковского. М.: ГИХЛ, 1956. С. 180, 313. Ср. также комментарий Чуковского: «В шестнадцатой главе говорится, что М. Н. Лонгинов, сделавшись начальником цензуры, стал преследовать А. В. Дружинина и запретил дальнейшее печатание в “Современнике” его “Чернокнижникова”, между тем “Чернокнижников” печатался в 1850 году, а Лонгинов стал начальником Главного управления по делам печати в 1871 году, когда ни о каком “Чернокнижникове” не могло быть, конечно, и речи» (Там же. С. 14).

бумажку. Журнал становится как раз такой полезной, важной для жизни вещью. И в том числе в этом контексте <...> нужно рассматривать стремление Некрасова издавать журнал на хорошей бумаге, с хорошими политипажами, сделать его как можно толще, насыщенней материалами. Это должно было стать гарантией того, что читатель дает свои деньги на солидное, серьезное предприятие, как бы кредитует дельных людей. <...>. Можно сказать, что дельность становится для Некрасова на первых порах едва ли не единственным критерием оценки произведения, заменяющими и эстетические и

идеологические мерки, то есть критерием пригодности вещи для журнала .
Таким образом, слово «кредит», в журнальном языке середины XIX века часто заменяющее собой понятие репутации, становится для круга «Современника» и «обозначением нравственных качеств человека, <...> синонимично доверию»71: Макеев приводит ряд убедительных примеров подобного словоупотребления в письме Белинского Боткину, в перепалке Краевского с Булгариным, делая вывод о том, что «перед некрасовским “Современником” в первые годы его существования стояла двойственная задача: обрести и устойчивую репутацию, и финансовую состоятельность, то есть кредит во всей полноте этого слова»12.
Такое понимание «кредита» было значимо и для других литераторов, группировавшихся вокруг журнала. Герой «рассказа о житейской глупости» «Княжна Нелли» (атрибутирован Дружинину; об этом и о связях данного текста с повестью Лонгинова того же времени — в следующем разделе), сватаясь за дочку своего приятеля говорит ему: «Я богатъ, какъ и вы, я им1;ю кредитъ, а что главное имідо характеръ. Изъ вашей Нелли я сделаю женщину, которой будуть удивляться»73. Не приходится сомневаться в том, что слово «кредит» здесь употребляется не в финансовом, а именно в «репутационном» значении.
70 Там же. С. 113—117.
71 Там же. С. 112.
72 Там же. С. 99—100. Курсив мой -М. Т.
13 Современник 1850. № 1. Январь. С. 27.