Проблема "ученого незнания" и апофатическая традиция в истории философии : от Сократа до Николая Кузанского

• Автор: Оплетаева, Олеся Николаевна
• Шифр специальности: 09.00.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Краснодар
• Количество страниц: 173 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
1 Истоки концепции «ученого незнания» в европейской философии
1.1 «УЧЕНОЕ НЕЗНАНИЕ» И АПОФАТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ В ФИЛОСОФИИ
1.2 ГЕНЕЗИС ИДЕИ «УЧЕНОГО НЕЗНАНИЯ» И ПРОБЛЕМА ФИЛОСОФСКОГО ВОПРОШАНИЯ: СОКРАТ
1.3 ЗАРОЖДЕНИЕ АПОФАТИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ В АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФСКОЙ КЛАССИКЕ: ПЛАТОН
1. 4 ФИЛОСОФСКАЯ АПОФАТИКА АНТИЧНОГО НЕОПЛАТОНИЗМА: ПЛОТИН
2 Проблема «умудренного неведения» в апофатической традиции христианского неоплатонизма
2.1 АПОФАТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЛАТИНСКОЙ ПАТРИСТИКИ И «DOCTA IGNORANTIA» АВГУСТИНА
2.2 ВОСТОЧНОХРИСТИАНСКАЯ АПОФАТИКА И МИСТИКА: АПОФАТИЧЕСКОЕ БОГОСЛОВИЕ ДИОНИСИЯ АРЕОПАГИТА
2. 3 СРЕДНЕВЕКОВАЯ АПОФАТИКА И НИКОЛАЙ КУЗАНСКИЙ
3 Доктрина «ученого незнания» Николая Кузанского
3.1 НИКОЛАЙ КУЗАНСКИЙ И РЕНЕССАНСНЫЙ ГУМАНИЗМ
3.2 СУЩНОСТЬ КОНЦЕПЦИИ «DOCTA IGNORANTIA» И АПОФАТИКА АБСОЛЮТА В ФИЛОСОФИИ НИКОЛАЯ КУЗАНСКОГО
Заключение
Библиографический список

Введение

Актуальность темы исследования. Данное диссертационное исследование посвящено, на первый взгляд, сугубо академическим проблемам истории философии, актуальность которых для современного философского сознания может представляться проблематичной. Поэтому необходимы некоторые предварительные разъяснения.
Прежде всего, хотелось бы отметить особый и достаточно специфический смысл самого понятия «актуальность» применительно к историко-философскому исследованию. В отличие от теоретической философии и, тем более позитивных наук, предметом истории философии всегда выступает философская мысл'ь прошлого. Задача историка философии в том и состоит, чтобы осуществлять принципиально возможную актуализацию наличного материала, превращение её в факт живой философской мысли и на этой основе исследовать генезис и историческое развитие философских проблем, идей, учений, понятых в их конкретном историческом своеобразии.
Природа философских проблем и идей такова, что они в принципе не могут быть как окончательно разрешены, так и окончательно преодолены и отброшены за ненадобностью. Все сколько-нибудь значимые философские учения прошлого подвергаются разнообразным интерпретациям и «переинтерпретациям», что становится возможным благодаря изначально заложенной в них потенциальной многозначности. Такое постоянное переосмысление философского наследия есть абсолютно необходимое условие сохранения и преобразования философской мысли прошлого, которое одновременно выступает и условием самого существования философии. Именно «вариативная интерпретация» является основным способом исторического существования философских систем прошлого, делает возможным их включение в современный философский дискурс в качестве полноправных участников. Это вовсе не означает, что наши интерпретации могут быть произвольны и не должны опираться на скрупулезное изучение авторских текстов и других необходимых источников. Имплицитно

содержащееся в сколько-нибудь значимых философских концепциях
многообразие смыслов (в том числе, и не актуализированных ни самим автором, ни его эпохой) может открыться для понимания только в иной культурно-исторической ситуации; при этом вновь открывшийся смысл может выходить далеко за пределы авторского замысла. Кстати, проблема критериев объективности интерпретации историко-философского материала сама остается достаточно актуальной проблемой историко-философского исследования1.
Актуальность истории философии обретается лишь в живом философском сознании, которое превращает сокровища мысли иных времен в достояние философской мысли современников, которое распредмечивает содержание предшествующей философии и делает его подлинным достоянием философствующего субъекта. В этом смысле всякое обращение философского ума к историко-философскому наследию уже является актуальным. Не следует, тем не менее, забывать, что подобная актуализация всегда осуществляется в определенном конкретно-историческом контексте, а это в

нашем случае означает, что сама современная философия должна генерировать спектр идей, в чём-то конгениальных непреходящим идеям философской апофатики. И действительно, философские прозрения М.Хайдеггера и Х.-Г.Гадамера, К.Ясперса и Л.Витгенштейна или, если брать отечественных мыслителей, Вл.Соловьёва и С.Франка, Н.Лосского и Вл.Лосского, как и многих других, свидетельствуют о несомненном наличии, такой идейной близости и существенном влиянии философской апофатики на их творчество. Неслучайно поэтому, на наш взгляд, и историко-философское исследование творческого наследия крупнейших представителей апофатического дискурса начинается в конце XIX в. и интенсивно продолжается на протяжении всего XX столетия.
Из сказанного нами, отнюдь не следует, что философия Платона, Плотина или Николая Кузанского стала предметом исследовательского интереса лишь недавно (хотя настоящее переоткрытие Плотина состоялось только в начале XIX в., а Николая Кузанского - в конце XIX - начале XX вв.)2. Что же касается прояснения общего смысла апофатической установки в
'См. напр.: Арон Р. Введение в философию истории / Арон Р. Избранное. Введение в философию истории.
М., 2000. С. 297; Зиммель Г. Об истории философии /Зиммель Г. Избранное. Т.1. Философия культуры. М., 1995. С. 538.
2 См. работы Ф. Шлейермахера и Гегеля. Относительно Кузанца-Cassirer E. Das Erkenntnisproblem in der Philosophie und Wissenschaft der neuerer Zeit. Bd.1.(Bis Nicolaus von Kues zu Beile). Darmstadt, 1906; Lenz J. Die docta ignorantia oder der mistische Gotteserkenntnis. Wurzburg, 1923; Ritter H.J. Docta ignorantia. Die Theorie des Nichtwissens bei Nicjlaus Cusanus. Hamburg, 1927

всей греческой мысли: знать - значит указать на предел постижимости, границу знания и незнания - ведь и само знание возможно, по Сократу, как определение общих понятий. Знание понятийно, понятие определено.
Неслучайно Сократ платоновского «Теэтета», исследующий саму идею знания, скрупулезно анализирующий все наличные теории знания, оставляет нас в недоумении относительно исходного вопроса: «Что есть знание?» Вопрос этот не завершается каким-то итоговым ответом, но впервые рассматривается и осознается во всей полноте и глубине. То, что казалось нам знанием, будучи радикально поставленным под вопрос, оказывается лишь видимостью знания, сама же проблема четко осознается нами как апория (буквально - тупик, непроходимость), демонстрирующая невозможность для нашей мысли следовать и дальше избранным путем (и даже всеми возможными путями, т. к. все они показали свою несостоятельность).
Это и есть «умудренное неведение» Сократа, которое не позволяет мыслящему разуму самодовольно застыть в якобы обретенной истине. Несомненно прав Х.-Г. Гадамер, когда он отождествляет образ Сократа с образом философа вообще, постоянно стремящегося к истине и никогда ее не достигающего: «Вечный образ философа - образ Сократа, т. е. образ человека, который выдвигает в качестве незнающего то, что для всех нас есть истина»60.
Гадамер неслучайно связывает фигуру платоновского Сократа с

проблемой герменевтического первенства вопроса, со смыслом философского вопрошания как такового. Несмотря на кажущуюся очевидность для нас первенства вопрошания над ответом, исторически именно ответ предшествовал вопросу. Как справедливо отмечает М.К.Мамардашвили: «Нам сейчас кажется само собой разумеющимся, что вещи представляют для нас проблемы. Но уверяю вас, что это не всегда было так. Миф, ритуал и т.д. отличаются от философии и науки тем, что мир мифа и ритуала есть такой мир, в котором нет непонятного, нет проблем. А когда появляются проблемы и непонятное - появляются философия и наука. Значит, философия и наука, как это ни странно, есть способ внесения в мир непонятного. До философии мир понятен, потому что в мифе работают совершенно другие структуры сознания, на основе которых в мире воображаются существующими, такие предметы, которые одновременно и указывают на его осмысленность»61.
60 Gadamer H.-G. Lieber Ursprundlichkeit der Philosophie. Berlin, 1948. S. 5.
61 Мамардашвпли М.К.Введение в философию / Мамардашвили М.К. Необходимость себя. М., 1996. С.13.