Особенности западнорусской философско-богословской мысли второй половины XVI - первой половины XVII вв.

• Автор: Иванова, Мария Владимировна
• Шифр специальности: 09.00.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2012
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 203 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава 1. Западнорусская мысль в контексте историко-философского знания
1.1. Эпистемологическая характеристика западнорусской философско-богословской мысли второй половины ХУІ-первой половины XVII вв
1.1.1. Характеристика эпистемологических типов западнорусской мысли
1.1.2. Методологическая характеристика западнорусской мысли
1.2. Экзегеза и герменевтика как метафизические методы раскрытия философско-
богословской проблематики
1.2.1. Понятие экзегезы
1.2.2. Герменевтическая секулярная тенденция в западнорусской мысли
1.2.3. Просветительская грамматизация знания
Глава 2. Этико-социальная проблематика
2.1. Формирование этико-социальных представлений в западнорусской философ-
ско-богословской мысли (Пётр Скарга, Иван Вишенский)
2.2. Учение о «согласии»
2.2.1. Социокультурный аспект (Симон Будный)
2.2.2. Онтологический аспект (Стефан Зизаний)
2.2.3. Регулятивно-просветительский аспект (Мелетий Смотрицкий)
2.2.4. Семантический аспект ( Лаврентий Зизаний)
2.3. Этика «принуждения»
2.3.1. Обоснование политического «принуждения» (Симон Будный и Артемий Троицкий)
2.3.2. Культура как норма (Мелетий Смотрицкий)
2.3.3. Риторическая рациональность как способ преодоления морального ригоризма (Кирилл Транквиллион-Ставровецкий)
Глава 3. Антропологические представления
3.1. Учение о душе. Проблема познания
3.2. Человек и мир
3.3. Проблема авторства
Заключение
Приложение. Письмо Мелетия Смотрицкого Адаму Хрептовичу
Словарь терминов
Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы диссертационного исследования.
Принимая во внимание специфику географического региона, культурноисторического ареала («Западная Русь» включает в себя частично территорию современной Белоруссии, Украины, Польши), следует отметить, что изучение наследия мыслите-лей-книжников второй половины XVI - первой половины XVII веков является значимой для философского самоопределения нескольких восточнославянского культур. В настоящее время в указанных странах велик интерес к периоду, который называют белорусским, украинским Возрождением. Западнорусская книжность и её философские тенденции, с одной стороны, обусловили развитие украинской и белорусской философии, а с другой стороны, стали важнейшим источником развития русской философии второй половины XVII - XVIII вв. Усиливающийся подъём национального самосознания приводит к повышенному интересу к проблеме культурно-религиозной идентичности, становление которой относят к ХУ1-ХУП вв.; он означает и стремление найти самобытные восточнославянские корни философских и протофилософских идей, выработанных в указанную эпоху. Это вступает в противоречие с утверждением Г.В. Флоровского о латинской псевдоморфозе православной мысли в XVII в., об «острой романизации православия»1. Важно найти адекватные интерпретационные модели, сохранив баланс между интересами национальных идентичностей, фактом культурных заимствований с Запада и вненациональным философским содержанием западнорусской книжности.
Обращение к философско-богословской проблематике в западнорусской книжности XVI-XVII вв. позволяет показать своеобразие рассматриваемого периода, заключающееся в том, что он, с одной стороны, выступает завершением предшествующей древнерусской интеллектуальной традиции, с другой стороны, вследствие сочетания балканского (второго южнославянского) и польского влияний, закладывает основы иной философской парадигмы. Философско-богословская мысль XVI-XVII вв. обусловила предпосылки перехода к идеологии просветительского европеизма, базирующегося на примате светского знания. Данный период демонстрирует многообразие перспектив, открывающихся для дальнейшего развития отечественной философии, отнюдь не сводящихся исключительно к догматической православной воцерковленности. Анализ западнорусской философско-богословской мысли проводится не только на уровне проблемы взаимоотношений с Западом, но и на уровне определения её форм и специфики, что важно в контексте выявления
1 Флоровский Г.П., прот. Пути русского богословия. Минск: Издательство Белорусского Экзархата, 2006. С. 47.
качественного своеобразия восточнославянского философского процесса, не обусловленного в полной мере ни отдельным инославно-иноземным влиянием (Ренессанса, гуманизма и др.), ни комплексом влияний (византийского, второго южнославянского, реформаци-онного, контрреформационного). Поликонфессионализм Западной Руси второй половины XVI в., а также усвоение особого герменевтического дискурса, проявившееся в полисемантизме философско-богословской мысли, способствовали усилению разномыслия, вольнодумия, позволявших критически сопоставлять догматические положения и философские воззрения.
Особое значение в контексте исследуемой темы имеет анализ традиции экзегезы, сформированной в рамках риторики. Данный анализ позволяет показать, что риторический дискурс имеет отношение к определённой форме рациональности, не сводимой к всеобщей математизации знания, что, в свою очередь, позволяет разграничить логическую и риторическую рациональность. Последняя имеет особое значение в контексте поиска перспектив развития т.н. «коммуникативной рациональности»2.
Степень разработанности проблемы.
Идейное наследие западнорусской мысли XV[-XVII вв. привлекало внимание многих отечественных и зарубежных исследователей. Дореволюционная российская историография обращалась к характеристике полемической литературы Западной Руси, к исследованию иноконфессионального (кальвинистского, социнианского) влияния на развитие интеллектуальной культуры на западнорусских землях, исходя из приоритета православного миропонимания3. Подобный подход по-своему реинтерпретировался и в советских исследованиях: при некоторых модификациях, движение православных деятелей ставро-пигиальных братств (Виленского, Львовского) в советских исследованиях связывалось с национально-освободительной борьбой, соответственно, в скрытой форме сохранялось деление на «положительные» и «отрицательные» историко-культурные явления. Значимость национально-освободительного движения православного народа Речи Посполитой против феодального гнёта позволяла позитивно оценивать православно ориентированную полемическую литературу; католическая книжность рассматривалась как реакционная.
2 Огурцов А.П. От нормативного Разума к коммуникативной рациональности // Философия науки. 2005. Вып. 11. С. 54-82.
3 Голубев С.Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. Опыт церковно-исторического исследования. В 2-х т. Киев, 1883; Завитпевич В.З. Палинодия Захарии Копыстенского и ее место в истории западнорусской полемики XVI и XVII вв. Варшава, 1883; Левицкий О. Социнианство в Польше и Юго-западной Руси // Киевская старина. Т. 2. 1882. № 4-6; ПлиссВ.Я. Исторический очерк проникновения и распространения реформации в Литве и Западной Руси // Христианское чтение. 1914. Февраль; Харлампо-вич К.В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Т.1. Казань, 1914.

Уже позднее, в следующий униональный период, к Скарге и Гербесту присоединится Лев Кревза, возведший искусство западноевропейской полемики на высокий уровень исторического обобщения. Кревза доказывает, что истинными схизматиками являются не римские епископы, которые, напротив, всегда радели за сохранение единства101. Именно патриархи всегда отказывались от унии, поскольку не хотели признать в папе подлинного главу Церкви. Кревза объясняет, что первенство Петра среди всех апостолов, перешедшее на преемников его, пап, не является произвольным человеческим установлением. Любой обычай добр, если он не противоречит естественному закону, исходящему от Бога. Обычай нельзя оправдать длительностью его существования, он получает свое высшее освящение от Христа. Высшая власть в христианском мире могла бы почить и на сирийском, и на греческом патриархе, если бы на то было предначертание и право, исходящее от Христа. Следует поклоняться тому пастырю, которого поставил Христос, т.е. Петру, а не греческому, сирийскому, латинскому владыке и т.д.10“ (т.е. определяющим оказывается не латинство папы, но его преемственность апостолу). Так, казалось бы, всякий фактор национально-культурной избранности отпадает: нужно чтить не латинство, а пап как преемников избранного апостола Петра. С другой стороны, Кревза не ограничивается апелляцией к божественному предопределению и выстраивает систему исторических доказательств. Он составляет хронологический перечень всех русских митрополитов вплоть до Ипатия Потея и даёт каждому краткую характеристику (склонность к унии, образованность)103. Кроме того, он указывает, что восточное христианство подверглось наказаниям Божиим вследствие «схизмы». Кары эти следующие: во-первых, уничтожение целого государства, Византии. Как только стало попираться единство Церкви, так восстали язычники, попирая их государство104. Во-вторых, Восток лишился тел святых: мощи Иоанна Златоуста, Григория Назианзина и других отцов Церкви находятся в Риме, в соборе Св. Петра. В-третьих, упадок наук и беспорядок среди духовенства и светских людей, «w samych glowach cerkiewnych mieszanina», по образному выражению полемиста. «Если светлость потемнеет, то какова же будет темность? - вопрошает Кревза. - На что надеяться светским, к которым свет наук идет через духовенство, когда духовенство таково?». «Оборона унии» интересна еще и тем, что Кревза пытается склонить не только духовную,
101 Kreusa L. Obrona uniey // Русская историческая библиотека. Т. 4. СПб., 1887. Ст. 208. - «...iasnie widzim, ze Grekowie zgodç y iednosc Cerkwie Bozey rozerwali, a nie Lacinnicy, pogotowiu nie papiezowie, ktorzy tak wiele razow y z tak pilnoscia y przed rozerwaniem starali siç, zeby do niego nie przychodzilo, y po rozerwaniu, zeby do ziednoczenia przyszto».
102 Там же. Ст. 239. - «... trzeba siç miec do pasterza nie Greckiego, nie Lacinskiego, nie Syryiskiego, nie Chal-deyskiego, nie Arabskiego etc., aie do tego pasterza, ktorego sam Chrystus postanowil, Piotra swiçtego, a po nim do tego, na ktorym ta wladza naywyzsza zostala».
103 Кревза замечает, что Москва сама себе избирала митрополита, а «наша Русь» (т.е. Западная), держась церковного единства, приняла в 1442 г. Григория, посланного от папы Пия.
104 «Jako iednosc Cerkwie swiçtey targac poczçli, tak pogani powstali na nie, targaiqc panstwo ich».