Понятие субъекта в неклассической диалектике

• Автор: Фейгельман, Артем Маркович
• Шифр специальности: 09.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2014
• Место защиты: Нижний Новгород
• Количество страниц: 148 с.

Оглавление
Введение
Глава 1. Человек как субъект негативности (онтологический аспект)
1.1 Диалектика Господства и Рабства: неклассическая интерпретация
1.2 Концепция «конца истории» и «смерть» человеческой субъективности
Глава 2. Трансформация субъект-объектной парадигмы в негативной диалектике и философии постмодернизма
2.1 Критика классического субъекта и инструментальной рациональности
2. 2 От тотальности к констелляции в мышлении: принцип преимущества объекта
2.3 Радикальная децентрация субъекта в философии постмодернизма
Заключение
Список литературы

Введение
Дискурс о субъекте занимает одно из центральных мест как в философской традиции, так и в работах современных мыслителей. Причина такого внимания к проблеме субъекта в том, что именно от ее решения зависит то или иное понимание человека, Бога, мира, общества, истории и т.д. Именно интерпретация субъекта часто становится той границей, которая отделяет одно философское течение, одного мыслителя от другого. Неклассическая философия подвергла радикальному пересмотру понятие субъекта, противопоставляя (иногда явно, иногда имплицитно) свою позицию по этому вопросу философской традиции Нового времени. Именно в рамках неклассической философии были выдвинуты шокирующие концепции «смерти» Бога, автора, субъекта и, наконец, человека.
В то же время подобные утверждения были глубоко укоренены в социокультурном контексте. Опыт II Мировой войны и Холокоста поставил под сомнение культурные, духовные и рациональные ценности европейской цивилизации. Стремительное развитие науки, техники и средств коммуникации, внесшее сущностные изменения в жизненный мир современного человека, также нуждалось в осмыслении. Кроме того, новые вопросы ставили и процессы глобализации, которые заострили проблему национальной и культурной идентичности. Если говорить в целом, ситуация «после Освенцима» требовала от философов тотального пересмотра предыдущей философской традиции.
В фокусе внимания постмодернистских авторов оказывается в том числе и суверенный картезианский субъект, отчужденный от мира-объекта и распоряжающийся им по своему усмотрению. Усматривая в такой модели субъективности явные тоталитарные черты, философы-постмодернисты утверждают понимание «мерцающего» субъекта, неуловимого для любых форм властного дискурса. Отсюда - «номадизм» (Делез, Гваттари) и стремление к маргинальности постмодернистского субъекта. Мир, в котором обнаруживает себя подобный субъект, - это мир с прозрачными границами и плюралистичной системой культурных и аксиологических координат. В нем отсутствуют четкие

оппозиции и ярко выраженный, конституирующий все остальные элементы системы центр. Поэтому в философии постмодернизма утверждается смерть субъекта Нового времени, претендующего на центральный статус в рамках строго рациональной системы координат.
Однако социокультурная ситуация конца ХХ-начала XXI века несколько корректирует философскую повестку дня. Сегодня проблема субъективности -вопрос о том, что делает субъект субъектом, то есть активным, действующим началом - накрепко связана с «кризисом идентификации» (Дж. Уард). В современном мире идентичность отдельного человека расколота и размыта как никогда — прежде всего за счет расширения и дифференциации культурного поля. Человек может идентифицировать себя не только с определенным гендером, социальной стратой, нацией и т.д., но и с той или иной (и не одной) субкультурой, количество которых невероятно велико. Кроме того, определяющую роль в «раскалывании» личности играет пространство интернета, позволяющее обитателю сети до бесконечности создавать и варьировать виртуальные «маски». При этом сетевая жизнь с легкостью вытесняет реальную, превращая субъекта в придаток компьютера.
В этой ситуации возникает усталость от постмодернистского мышления, во многом легитимирующего «исчезновение человека» в информационную эпоху. Все больше ощущается потребность в отходе от релятивистской системы мировоззренческих и культурных координат, характерной для постмодернистской мысли. Поэтому, например, в литературе и искусстве появляются течения, во многом противостоящие постмодернистским тенденциям — новая искренность, новый эпос, новый реализм, новый гуманизм, которые пытаются преодолеть деконструктивистское, иронично-игровое отношение к человеку и окружающей его действительности. Более того, в рамках этих течений происходит реабилитация внутреннего мира человека во всей его целостности и полноте, а также реабилитация упорядоченного, центрированного и опирающегося на определенную иерархию ценностей отношения к реальности. Все это говорит о тенденциях к возрождению субъективности.

имеет дело картезианская философия [См., напр., 83, с. 289, 390], а также естественные пауки, которые сводят к статичной точке зрения, а объект - к статичной реальности [Там же, с. 563]. Такой подход, по мнению Кожева, неправомерно редуцирует наше представление о реальности, которая может быть познана лишь как диалектическое единство субъекта и объекта.
С другой стороны, самой способности человека отделять субъект от объекта, субъект от субстанции, понятие от обозначаемой им вещи, то есть способности к абстрактному мышлению, Кожев придает огромное значение. Комментируя слова Гегеля об «изумительнейшей и величайшей мощи» рассудка, осуществляющего абстрагирующее «разложение» [42, с. 22-23], Кожев пишет: «Вполне очевидно, что под рассудком подразумевается здесь то, что есть в Человеке поистине и собственно человеческого, ибо от животного и неодушевленной вещи его отличает как раз способность речи...» [83, с. 670].
Напомним, что, согласно Кожеву, человека от животного также отличает желание желания, порождающие борьбу и труд. Теперь к этой диаде можно прибавить речь (мысль) - проявление абстрагирующей «силы» рассудка, которая также имеет своим основанием негативность. «...Мы имеем здесь, — отмечает Кожев, - отрицание налично-данного как оно дано (с его «естественной» связью сущности и существования); иными словами, созидание (понятий...); иначе говоря, действовать или работу» [Там же, с. 678].
Негативность абстракции раскрывается в том числе через ее связь со
временем и смертью. Отталкиваясь от мысли Гегеля о том, что «всякое
концептуальное познание есть убийство», Кожев приводит следующий пример:
«Пока... Смысл (или Сущность) «собака» воплощен в чувственно
воспринимаемой реальности, этот Смысл (или Сущность) живет: это реальная
собака, живая собака, которая бегает, ест и пьет. Но когда Смысл (Сущность)
«собака» перемещается в слово «собака», т.е. становится абстрактным
Понятием..., Смысл (Сущность) умирает', слово «собака» не бегает, не есть и не
пьет» [Там же, с. 465]. Если бы собака и вообще любое живое существо или
предмет не изменялись во времени и в конечном счете не умирали бы, то в