"Общие места" (loci communes) как художественный прием певцов и сказителей русских былин

• Автор: Лозовой, Илья Владимирович
• Шифр специальности: 10.01.09
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2013
• Место защиты: Элиста
• Количество страниц: 284 с. : ил.

Содержание
Введение
Глава 1. «Общие места» (loci communes) как средство определения «школ» певцов и сказителей русских былин
1. 1 Определение сказительских «школ» посредством
«общих мест»
1. 2 «Школы» сказителей - «переоформителей» и «импровизаторов»: сходства и основные
отличительные черты
1. 3 Выводы по «школам» рапсодов
Глава 2. «Общие места» как сюжетообразующий
элемент в былинах
2. 1 Сюжетообразующие функции «общих мест»
2. 2 Зачины и эпилоги как наиболее устоявшиеся
сюжетообразующие «общие места»
2. 3 «Переходные» «общие места»
Глава 3. Художественные функции «общих мест» в былинах
3. 1 «Общие места» как художественный прием певцов и
сказителей русских былин
3. 2 «Общие места» в структуре былинного сюжета (на примере
былины «Илья Муромец и Калин царь»)
3. 3 Художественные функции «общих мест» в репертуарных
циклах сказительских «школ»
Заключение
Библиографические ссылки и примечания
Приложения
Введение
Русский героический эпос, как и эпосы других народов мира, является, как известно, неисчерпаемым источником для научных исследований как историко-культурное наследие. Былины позволяют лучше понять культуру, быт и многие другие аспекты жизни русского народа. Как известно, в российских и зарубежных архивах хранится более трех тысяч текстов былин, записанных в разных уголках России в разное время собирателями фольклора. Русский былинный эпос имеет сходства в архитектонике с героико-эпической поэзией народов мира в типологическом отношении, но имеет отличия, характеризующиеся социально-историческими факторами.
В былинном эпосе традиционны идеи и образы, сюжеты произведений. На творчестве носителей фольклора отражались традиции предшественников, например, «переоформителей» [Астахова, 1966], «импровизаторов» [Астахова, 1966]. Фольклорная традиция зависит от творческого отношения носителей к тексту, по чему можно определить их принадлежность к той или иной канонической «школе». При этом носители былин талантливо используют художественный арсенал эпоса.
Традиция русского устного эпоса складывалась из творчества разных типов исполнителей былин. Знатоки эпического фольклора не только передавали усвоенные у предшественников или современников произведения, но и могли интерпретировать традиционные сюжеты, что существенно дополняло традиции изображения художественного мира.
Певцы и сказители былин не всегда стремились передавать весь усвоенный ими эпический репертуар, а иногда ограничивались лишь некоторыми сюжетами, которые оказывались востребованными слушателями. Между тем встречаются информанты, которые старались воспроизводить «свои любимые произведения» в любой аудитории, хотя

его эпическое знание было шире его традиционного. Многие сказители соблюдали ритуальные установки. Если ситуация позволяла быть независимым от аудитории, певец или сказитель исполнял что-либо из своего репертуара по выбору, самые любимые произведения.
Из истории записи былин известно, что многие певцы и сказители относились к собирателям эпоса с доверием; после записи произведений охотно давали комментарии к ним, объясняли непонятные слова и выражения. Знатоки былин считались передатчиками старины, так как, по их мнению, только они обладали достоверными сведениями об историческом прошлом народа. Так было у всех народов. Поэтому из поколения в поколение люди относились к устному эпосу как к историко-культурному памятнику. Нет сомнений в том, что былины создавались людьми, одаренными по природе умом и памятью. Они хорошо усваивали весь художественный фонд эпоса, а затем, соблюдая канонические правила «школ» сказителей, воспроизводили эпические песни. Когда начался целенаправленный поиск былин в тридцатые годы XIX века, тогда же вошел в научный обиход термин «былина». Долгое время в филологии бытовало мнение В. Ф. Миллера, высказанное им в 1892 году, о том, что слово «былина» по происхождению ненародное, что собиратель русского фольклора И. П. Сахаров взял термин из «Слова о полку Игореве» и ввёл как обозначение богатырских песен-преданий [Миллер, 1892]. Примерно в то же время собиратель былин А. С. Архангельский отмечал, что в 30-х -40-х годах XIX века слово «былина» было в ходу у крестьян Вологодской, Архангельской и Олонецкой губерний [Архангельский, 1903]. В поддержку Архангельского в 1953 году высказался П. Д. Ухов [Ухов, 1953], сославшись на сибирские записи собирателей фольклора середины XIX века. Правильнее будет считать слово «былина» редким, но народным по происхождению термином, вполне отражающим отношение сказителей к эпосу.

Закрычалъ злодейрозбойникъ по звериному,
Такъ все травушки муравы уплеталися,
Да й лазуревы цветочки отсыпалися,
Темны лесушки къ земле вси приклонилися.
Его добрый конь да богатырскш А онъ на корзни (такъ) да потыкается;
[Гильфердинг, 1873]
«Общее место» - крик Соловья - разбойника и последствия этого крика (подверглось поверхностному переоформлению в контексте встречи главного героя со своим главным врагом); статус - сюжетное «общее место»; сюжет - Илья Муромец берет в руку плеть.
Говорилъ-то онъ Илья да таковы слова:
«Ахъ ты волчья сыть да й травяной мешокъ!
«Али ты идти не хошъ али нести не мошъ?
«Что ты на корзни собака потыкаешься?
«Не слыхалъ ли посвисту соловьяго,
«Не слыхалъ ли покрыку зверинаго,
«Не видалъ ли ты ударовъ богатьірскіихь?»
[Гильфердинг, 1873]
«Общее место» - обращение богатыря к своему коню; статус - переходное «общее место»; сюжет - продолжение действия.
Да беретъ-то онъ свой тугой лукъ розрывчатый,
Во свои беретъ во белы онъ во ручушки,
Ёнъ тетивочку шелковенъку натягивалъ А онъ стрелочку каленую накладывалъ,
То онъ стрелилъ въ того Соловья розбойника,
Ему выбилъ право око со косичею.
[Гильфердинг, 1873]