Особенности экзегезы Оригена : на материале "Комментария на Иоанна"

• Автор: Кулиев, Олег Игоревич
• Шифр специальности: 09.00.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2013
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 162 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава 1. Экзегетика Оригена как предмет научной оценки
Глава 2. Истоки комментаторской практики Оригена
§1. Иудейская традиция
§2. Иудео-эллинская традиция
§3. Раннехристианская традиция
Глава 3. Ориген как экзегет
§1. Гипотетический подход
§2. Полемика с Гераклеоном
§3. Отношение Оригена к «истории»
Заключение
Библиография
Приложение

Введение
Актуальность темы исследования
Исследования в области библейской экзегезы становятся сегодня все более востребованными как в отечественной, так и в зарубежной научной среде. Об этом свидетельствует рост соответствующих публикаций - монографий и статей в научных журналах, - посвященных исключительно данной теме. Очевидно, этот интерес вызван все более упрочивающимся пониманием того, что экзегетические методы, разработанные христианскими мыслителями, нельзя понимать как некие внешние способы добывания смысла священного текста, никак не связанные сущностно с богословием самих этих мыслителей. Творчество Оригена, выдающегося христианского ученого и экзегета, являет собою как раз яркий пример глубокой взаимосвязи между высказанными им богословскими идеями и теми герменевтическими процедурами, посредством которых он извлекает эти идеи из священных текстов. Между тем, уяснение этой взаимосвязи связано с рядом проблем, игнорирование которых не позволит современному исследователю получить хоть сколько-нибудь верное представление о характере творческого наследия Оригена.
Уже ближайшие современники Оригена выдвигали против него обвинения, в которых подчеркивали, что именно аллегорический способ толкования, заимствованный, как они считали, у греческих философов, позволял ему извлекать из Писания идеи по сути своей чуждые духу христианского учения. С другой стороны, языческие философы, например, Порфирий, полагали, что знакомство Оригена с греческой философией и её методами, в число которых входило и аллегорическое толкование авторитетных текстов, позволило ему находить в библейских текстах философское содержание, на самом деле в них отсутствующее. Так постепенно складывался образ маргинального мыслителя,

стоящего на стыке двух генетически чуждых традиций и так и не сумевшего примкнуть к одной из них.
Однако, сами тексты александрийского мыслителя, казалось бы, препятствуют такой оценке его творчества. Во-первых, мы находим в них ясное и однозначное выражение собственной интеллектуальной позиции, в основе которой лежит сумма догматов христианской веры, не найденных или выведенных им, но переданных Писанием и Преданием. Во-вторых, здесь же мы видим вполне сформировавшуюся оценку роли и значения греческой философии, сопровождаемую указанием на её место в иерархии знания, и это опять-таки утверждает нас в мысли о том, что представления об Оригене как о «язычествующем христианине» или «христианствующем язычнике» едва ли верны.
Подобные сомнения стали, вероятно, причиной нового витка споров об Оригене, следствием которого было появление множества работ уже новейших авторов, пытавшихся взглянуть на его наследие прежде всего в русле исторической перспективы, понимая его творчество как этап в становлении христианского богословия. Нужно сказать, что эти попытки были связаны прежде всего с желанием реабилитировать Оригена как истинно христианского философа, что, в свою очередь, вызвало появление ряда работ, авторы которых, принадлежа в большинстве своем к церковной среде, с позиций того же историзма пытались доказать чуждость мысли Оригена подлинно христианскому богословию, как оно формировалось на заре христианской эры. Наконец, в самых последних исследованиях мы находим попытки установить новую методологию в отношении трудов Оригена, а кроме того - желание освободиться от до сих пор неизбежного для каждого его читателя вопроса об ортодоксальности александрийского богослова. Все это говорит о непрекращающемся интересе к его сочинениям и, соответственно, актуальности исследований в области оригеноведения.

языки, например арамейский или древнегреческий39, тоже не мог осуществиться без некоторой редакторской правки, опиравшейся на определенное толкование спорного фрагмента. Так, в Септуагинте есть места, которые прямо свидетельствуют о желании переводчика как-то разрешить спорные моменты

еврейского текста .
В Ветхом Завете слово «толкование» впервые встречается в «Книге Неемии», где в связи с реформами, проводимыми писцом Ездрой (ок. 450 г. до н.э.), рассказывается как последний собрал народ для чтения закона Божия: «И читали из книги, из закона Божия, внятно, и присоединяли толкование» (Неем. 8,8). Если верно предположение, что в то время, т.е. уже после вавилонского пленения, разговорным языком иудеев был арамейский, то возможно именно тогда начал создаваться Таргум - изложение Пятикнижия и толкование к нему на арамейском языке. Во всяком случае в раввинистической традиции историю Таргума начинают именно отсюда. Все это говорит в пользу того, что т.н. мидраш4' не есть исключительно пост-библейский феномен, так как его зачатки обнаруживаются уже в самом процессе формирования ветхозаветного канона. В 3 в. до н.э. палестинские религиозные власти решили ограничить рост священных писаний путем установления канона, и с этого момента проводниками религиозных и моральных идей становятся уже не писатели, а профессиональные толкователи. Теперь толкование закона на основе чтения Торы становится стержнем иудейской религиозности, а мидраш получает всестороннее развитие и выливается в ряд сложных и одновременно тонких процедур добывания смысла.
Как отмечалось выше, предпосылкой толкования является наличие в тексте неясностей; последние, в свою очередь, могут быть обусловлены как самой природой текста, так и невозможностью примирить «понятое» с текущим
39 В результате чего появляются, соответственно, Таргум и Септуагинта, можно еще упомянуть сирийский перевод, Пешитту.
40 Самый показательный пример, связан с законом, касающимся положения рабыни-израильтянки; источником законодательства выступают здесь книги «Исход», «Левит» и «Второзаконие», но дело в том, что их свидетельства нельзя свести к некоей единой формуле. В 1851г. появилось исследование, в котором было показано, что в Септуагинте, а именно в книге «Исход», переводчик специально использует разные термины, чтобы различить рабыню-израильтянку и рабыню-чужестранку и таким образом избежать трудного места. См. Z Frankel. Ueber den Einfluss der palästinischen Exegeze auf die alexandrinische Hermeneutik. Leipzig, 1851, p.91.
41 Букв, «толкование», специальный термин для обозначения иудейской экзегетической традиции.